Иосиф Бродский — поэт и мыслитель сугубо урбанистический, в брюзгливом и неприятно-физиологичном очерке «Посвящение позвоночнику» (напомню, там речь о его впечатлениях от некой конференции в Бразилии), формулирует свое отношение к природе: «Есть нечто отвратительное в этом скольжении по поверхности с фотоаппаратом в руках, без особенной цели. В девятнадцатом веке еще можно было быть Жюль Верном и Гумбольдтом, в двадцатом следует оставить флору и фауну на их собственное усмотрение… Что до нищеты фавел, то да простят мне все те, кто на прощение способен, она — нищета эта — находится в прямой пропорции к неповторимости местного пейзажа. На таком фоне (океана и гор) социальная драма воспринимается скорее как мелодрама не только ее зрителями, но и самими жертвами. Красота всегда немного обессмысливает действительность; здесь же она составляет ее — действительности — значительную часть». И находит для красоты природы единственное оправдание: «Может быть даже, говорил я себе, вся европейская культура, с ее соборами, готикой, барокко, рококо, завитками, финтифлюшками, пилястрами, акантами и проч., есть всего лишь тоска обезьяны по утраченному навсегда лесу».
Три дня мы «скользили по поверхности с фотоаппаратом в руках» по саваннам национального парка Масаи Мару в Кении. И хотя времена Жюль Верна и Гумбольдта давно прошли, сделать открытие в XXI веке уже практически нереально не только за три дня, но и за три года, красота и разнообразие местной флоры-фауны вовсе не обессмысливают действительность. Напротив, наблюдателя (сужу по себе) не покидает ощущение гармоничности и глубокой осмысленности этого бесконечного разнообразия форм, цветов, фактур. И вдруг становится страшно от мысли, что это богатство сохранилось («предоставлено на собственное усмотрение») лишь на крошечных участках планеты. Почти повсеместно людскими стараниями оно сведено к одному серому цвету — «серой экосистеме», как называют ее биологи: серая почва — серая полынь — серая крыса — серая ворона (прилагательное «серая» — не метафора, а научное определение).
И тогда пришла мысль: может, «вся европейская культура, с ее соборами, готикой, барокко, рококо, завитками, финтифлюшками, пилястрами, акантами и проч.« — это попытка человека извиниться за уничтоженную природу, хоть как-то компенсировать содеянное зло и немного себя реабилитировать? Не тоска по утраченному раю, но покаяние в грехах?
